Mif-legenda

Я вырос у моря. Там, среди волн, я провёл на скалистых островах-шхерах своё раннее детство.

Моя родина славится хорошими моряками, и в этом нет ничего удивительного — здесь привыкают к морю с младенческих лет.

Едва дети научатся ходить, они уже карабкаются по утрам на прибрежные скалы и часами смотрят, как меняется море.

Они ещё бегают в одних рубашонках, а уже могут сказать, какую погоду обещает море: пососут палец, потом поднимут его и знают — с той стороны, где палец тронет холодком, и жди ветра.

А чуть только они в силах поднять весло, они уже в лодке, уже начинают опасную игру с морской стихией.

В юности я часто выходил в море с одним лоцманом, моим земляком. Это был самый смелый моряк, какого я знал в жизни. Часы, которые я провёл вместе с ним, навсегда останутся самыми счастливыми в моих воспоминаниях.

То, бывало, в легкой лодке мы охотились среди шхер за утками, гагами и тюленями, то на паруснике уходили далеко в море ловить макрелей.

С того времени море всегда неудержимо тянет меня к себе.

Но я не собираюсь предаваться мечтам о прелести морской жизни. Лучше расскажу одну историю, которую я слышал от моего старого друга лоцмана, а теперь хочу поведать вам.

Года три тому назад я приехал к себе на родину. Вместе с моим старым другом мы провели несколько дней в море, возле самых далеких шхер.

Мы плыли на большом парусном судне. Команда состояла из Расмуса Ольсена (так звали моего друга), лоцманского юнги и меня.

Однажды на рассвете мы вышли в открытое море, чтобы ловить макрелей.

Слабый ветерок с берега не мог разогнать тяжелый туман, окутывавший шхеры и голые скалы.

Вокруг нас с хриплым тревожным криком летали чайки, пронзительными голосами перекликались ласточки, а касатки, словно смеясь над кем-то, выкрикивали своё «клик, клик!».

Серо-свинцовое море было спокойным, и только изредка его застывшую гладь разбивал чистик, нырок или стонущий тюлень.

Расмус сидел у руля, а юнга то и дело перебегал с носа на корму, с кормы на нос.

Мой друг Расмус Ольсен был высокий, широкоплечий человек. Лицо его — загорелое, обветренное — казалось простым и добродушным, но во взгляде его серых умных глаз было что-то строгое и пристальное. Так смотрит человек, который привык встречать в жизни опасности.

Когда он сидел — огромный, коренастый — на корме, в своей зюйдвестке, натянутой на самые уши, в широкой серо-желтой куртке, окутанный утренним туманом, казалось, что это не обыкновенный человек, а викинг, появившийся, как привидение, из старинных легенд.

Правда, викинги не курили табака, а Расмус Ольсен пользовался им в своё удовольствие.

— Ветер совсем слабый, — сказал Расмус, поглядывая по сторонам и извлекая из глубокого кармана маленькую, дочерна обкуренную глиняную трубку. — Берестяную лодочку и то не перевернёт… Вчера вечером, на закате, облака какой ветер сулили! А сейчас и зюйдвесткой ветер не собрать, не то что парусом!